7 октября в Украине отмечается прекрасный праздник — День учителя. Учителей, как и писателей, называют инженерами человеческих душ. Они наравне с родителями, а может и в большей мере, принимают участие в формировании личности, а это большой труд и большая ответственность. Мы поздравляем всех педагогов с профессиональным праздником и желаем здоровья, терпения, счастья и, конечно же, благодарных учеников.
Так получилось, что первых класса у меня было два. Не в смысле, что пришлось оставаться на второй год, нет. Просто мы, первоклассники, пришли на свой первый в жизни праздник знаний еще в старую, довоенной постройки школу. Заканчивали же первый класс уже в новой, красивой, сверкающей яркими свежими красками.
А тогда, первого сентября 1983 года, мы, раскрыв от удивления и любопытства рты, уселись за старые, пахнущие какой-то мастикой парты и принялись слушать нашу учительницу — Майю Павловну. Она стояла возле доски в окружении букетов, поставленных родителями на стол, пол, подоконник, и казалась сказочно прекрасной в окружении всего этого великолепия. Что она нам рассказывала, сейчас уже не помню, только в классе было тихо-тихо, мы сидели, словно завороженные. И вдруг среди тишины, как в фильме ужаса, скрипнула входная дверь, в образовавшуюся щелку просунулась чья-то маленькая круглая голова с блестящими глазенками-бусинками, виновато глядящими на Майю Павловну. И вдруг эта голова принялась звонко, радостно тявкать, вкатилась в класс, оказавшись маленьким симпатичным щенком неведомой породы. Он еще немного постоял, словно пребывая в недоумении, а потом со всех лап бросился к учительнице под ноги. В классе раздался дружный хохот, все вскочили с мест, каждый норовил погладить щенка. В общем, первый урок в первом классе на первых же минутах был практически сорван. При моем непосредственном участии, кстати, потому что этим щенком оказался мой Тишка. Наверное, он увязался за мной и мамой из дому, а потом остался дожидаться хозяек. «Ой, что ж теперь будет, — в панике думала я. — Мама же говорила, чтобы я вела себя хорошо, что на уроке дисциплина — самое главное, а я взяла и все испортила!»
Словно в тумане я слышала, как Майя Павловна уже третий раз спрашивает, чей это щенок, но у меня не хватало смелости сознаться, что это мой закадычный друг и «соучастник» всех проказ.
«Хорошо, — сказала учительница, — разберемся с этим вопросом на перемене». Она посадила Тишку на свой стул, и он, оглушенный столь радушным и шумным приемом, мгновенно скрутился клубочком и положил мордочку на передние лапки. Я знала, что эта поза означает крайнюю степень страха. Я смотрела на щенка, хотелось плакать от жалости, но и сама была испугана не меньше.
Звонок прозвенел через несколько минут, и Майя Павловна разрешила всем выйти на перемену. Ребята, кто чинно, а кто с радостными криками, заспешили в коридор. И только я не знала, что делать. Признаться? Но ведь влетит дома, мама же просила, чтобы я привязала щенка, да и что обо мне подумает Майя Павловна, ведь сразу не призналась? Еще немного помявшись возле парты, опустив голову, пошла к выходу. «Ксюша, подойди», — окликнула учительница. Я подошла, не зная, чего ожидать, ноги стали ватные. «Это ведь твой щенок?» — спросила Майя Павловна. Я молчала, чувствуя, что сейчас разревусь, словно маленькая. Вот стыд-то. Майя Павловна внимательно посмотрела мне в глаза, погладила по плечу и тихо сказала: «Нельзя отказываться от тех, кого ты любишь, и тех, кто любит тебя. Нельзя, ни при каких обстоятельствах». Этот урок запомнился на всю жизнь.
Тишка тогда так и остался в школе до конца уроков и, словно понимая всю ответственность момента, вел себя лучше некоторых мальчишек.
Через три месяца мы перешли в новую школу. Но новое блестящее великолепие не произвело большого впечатления, и я еще долго вспоминала старенькую парту, скрипевшие под ногами половицы и пожелтевшие плакаты на стенах. Все это стало мне настолько родным и близким, что жалко было расставаться.
Майя Павловна (или Май Пална, как мы ее сокращенно называли) была строгой учительницей, но все равно чувствовалась доброта и любовь к детям. А ведь у нее самой было пятеро. Это теперь, став взрослой, я понимаю, какое нужно было иметь большое сердце, чтобы его теплоты хватало и нам, двадцати пострелятам. А сколько терпения, сдержанности! Помню, как Майя Павловна приучала нас сидеть ровно и не сутулиться. «Иначе искривится позвоночник, спинка будет болеть», — объясняла она. День за днем, урок за уроком она, передвигаясь по классу, что-то объясняла и выравнивала наши так и норовившие согнуться в дугу спины. Много позже уже в старших классах на очередной медкомиссии врачи удивлялись: ты смотри, на всю школу единственный несколиозный класс. Чудеса! «Да не чудеса, дяденька врач, — хотелось сказать мне. — Попробовали б вы у Май Палны посидеть ссутулившись!»
Незаметно пробежало три года, пришло время прощаться с Майей Павловной. Я как-то не представляла, что теперь у нас будет не одна учительница, а много, и какой-то еще классный руководитель. Зачем они нам, пусть бы и оставалась наша любимая, мы всегда-всегда будем хорошими и послушными. Где-то приблизительно так уговаривали мы завуча в конце учебного года. А Майя Павловна нас успокаивала: ничего, я же никуда не денусь, буду новых первоклашек учить, а вы ко мне в гости приходите.
И мы бегали к ней в гости, поначалу каждый день, потом раз в неделю, раз в месяц, а потом и вовсе раз в полгода. Дети выросли.
На выпускном Майи Павловны не было, за полгода до этого она переехала к сыну в Россию. Было немножко грустно и от того, что ее нет, и от того, что мы в последнее время все реже о ней вспоминали. Многие из нашего класса поступили в вузы и тоже разъехались по разным городам, я в том числе. Потом собирались, конечно, на встречи, вспоминали первую учительницу, но со времени переезда ее никто не видел.
Я встретила Майю Павловну много позже, будучи уже взрослой 27-летней девицей. Приехала домой, зашла в магазин и увидела там пожилую, но очень красивую женщину, с прямой, словно струнка спиной. «Май Пална!» — окликнула я несмело, сомневаясь, она это или нет. Женщина обернулась. «Ксюша, детка, здравствуй! — сказала так, словно мы вчера расстались. — Выросла то так!» Я улыбнулась, поняв, что для Майи Павловны ученики так и остались ребятами. Подумаешь, прибавилось в росте где-то с полметра да в весе с полсотни килограмм, да и жизненный опыт кое-какие отметины на лице оставил, для нее я все равно — детка. Вдруг стало так тепло и уютно, словно я снова вернулась в детство.
Слово за слово, мы с Майей Павловной разговорились, и я не заметила, как выложила ей все, что у меня было на душе. И что с работай так себе, а с личной жизнью еще хуже, и что бьюсь-бьюсь, а толку от этого мало. «Забыла ты, Ксюша, чему я вас учила, — после недолгого молчанья сказала моя первая учительница. — Вспомнишь — и все наладится». Словно маленькую, погладила меня по голове и засобиралась: надо было еще всех родственников навестить.
«Эх, Май Пална, — думала я, глядя ей в след, — а вот как решить задачку по имени «жизнь» вы нас как раз и не учили».
И вдруг в моей голове что-то щелкнуло. Я вспомнила, как Майя Павловна не раз нам говорила: если не получается задача, хоть вы уже полдня над ней бьетесь, нужно просто выйти, отдохнуть. Или переключится на что-то другое. Ответ придет сам».
И тут оказалась права моя первая учительница.
Отец спрашивает у сына: — Ну, как прошел экзамен? —Экзамен прошел блестяще, учителя в восторге. Просят повторить осенью!
Учитель ученику на экзамене: — Как твоя фамилия? — Иванов! — А улыбаешься чему? — Так на первый же вопрос ответил правильно!
— Послушай, Петров, — взрывается на уроке преподаватель, — я тебе уже в третий раз ставлю двойку. Почему ты не хочешь учиться? В конце концов, от учения еще никто не умирал! — Я знаю, — отвечает ученик, — но лучше не рисковать!
